На ночь глядя…
Цензура и при Хрущеве, и при Брежневе, и во время «перестройки» была порой за пределами разумного. Крамолу искали во всем: то ритм не тот, то стиль не тот, то слова на что-то или на кого-то намекают.
А порой и имя автора становилось нежелательным. Евгений Евтушенко где-то не то сказал, а без вины виноватой оказалась песня на его стихи «Не спеши». Эту прекрасную песню нам с Арно Бабаджаняном приходилось потом пробивать.
– Вы наказываете поэта Евтушенко, – объясняли мы руководству радио. – Но чем песня-то виновата? Хорошая, лирическая песня.
Подумав, начальство все же ее разрешило…
Репертуар, с которым артисты выезжали тогда на гастроли за границу, тщательно контролировался. Я должен был обязательно написать, что я там собираюсь исполнять. Помню, как мне рекомендовалось петь больше советских песен, таких, как «Бухенвальдский набат», «Хотят ли русские войны». Я возражал, говорил, что это там «не пройдет», поскольку иностранцев интересует совсем другое. Нет, указывали мне, ты обязан петь их.
Тогда я старался обходить запреты, писал в программе одно, а когда приезжал в какую-нибудь страну, пел совершенно другое, то, что было интересно слушателям. Не будут же устраивать за мной слежку или приставлять «своего» человека.
Но все же однажды меня сопровождал один из «них». Поехал он как переводчик, но по тому, как он знал немецкий язык, я понял, что он такой же переводчик, как примерно и я. Я ему так прямо все и сказал и предложил не портить отношения: «Я все равно пою то, что хочу».
Он мне в ответ: «У меня к вам тоже просьба – вы не можете провезти одну книгу?»
Я тогда был депутатом Верховного Совета Азербайджана, и меня на таможне не трогали. Более того, ребята таможенники со мной всегда здоровались.
Я согласился взять запрещенную в Советском Союзе книгу, засунул в чемодан, привез и отдал ее своему сопровождающему. У них в комитете тоже были нормальные люди, просто служба у них была такая.
Муслим Магомаев. «Живут во мне воспоминания»
Вести. Хакасия | Подписаться
